Ну, Смотрящие…
Если баржа целая, то поставим вам статую в Посаде.
Сидящую, со скрещенными на груди руками и большим носом. И начнут к вам ходить многонациональные молодожёны русского анклава и тереть нос руками на счастье, пока он не заблестит, как у алкаша. А дети будут, подсаживая друг друга, забираться на руки и сидеть, болтая в воздухе ногами.
— На реке перехватили и сюда завели, — сообщил экипажу динамик.
"Дункан" осторожно ткнулся носом в берег, и с него тут же горохом посыпался экипаж — кто причальный конец крепить, а мы с Гошей наверх, к обрезу степи. Поставили пулемёт, рядом стрелковое, бинокли… Так, готово.
Чисто вокруг.
Лесок вокруг бухты небольшой, хвойных мало, просматривается, за ним — африканская степь. Отлично, незаметно не подкрадёшься. А по берегу кто ходит?
— Гоша, дуй по берегу до реки, засядешь там, осуществляй контроль береговой полосы. Стой! Рация есть, работает? Включи. Хорошо. Давай!
Вскоре подошёл Гоблин с сомалийцем. Коротко напутствовал, дал пинка под задницу, и отправил курьера в полёт, пусть доставляет послание, если в Тортуге не все ещё разбежались.
— Мишка, а что ты деду перед боем сказал? — поинтересовался я.
— Чтобы камеры выключил.
Снова оставшись один, я откровенно затосковал.
Мужики лазят по барже, Корнеев в каких-то местах буквально ложится на металл, что-то смотрит, вынюхивает. Не очень большая баржа. Окрашена защитным зелёно-бурым цветом, на корме будка-надстройка из рифлёного железа. Спереди аппарель. Мощная, не похожа она на французскую, подлиннее, пошире и повыше. Явно не российского производства — рифлёный профиль обшивки не знакомый. И не совсем мирная.
Елки, ну как она? Целая?
Пш-шш…
— "Кастет" — "Гоблину".
— Слушаю.
— Как там?
— Спокойно, у вас что? Жить будет? Поплывёт?
— Нормуль. Клим к вам поднимется, сменит. Спускайся, тут посмотришь. Как принял? Приём.
На берегу меня встретил возбуждённый Коломийцев.
— Костя, родной, ты понимаешь, что это?
— Как что, баржа, чего там, — удивился я.
Капитан сделал возмущённое лицо.
— Это понтон, Костя! Понтон! Пон-тон. Двухсекционный, на первой секции крепкая аппарель, на второй — моторный отсек. Вот только двигателя нет, сняли, говнюки, — добавил он, сокрушённо цыкнув языком.
— Здорово! А грузоподъёмность как?
— Точно пусть Дугин считает, или научники. А я думаю, что тонн шестьдесят возьмёт.
— Зверь!
— Каждая секция.
Я с уважением посмотрел на "баржу", полез на палубу, померил шагами. Одна секция десять в длину, восемь метров в ширину. Солидный аппарат, чёрта перевезёт. А движок с водомётом на него технари впихнут, это тебе не целиком баржу с ноля клепать, товарищ Дугин. Автомобильный "газоновский" вполне пойдёт. Можно и поэкономичней, из современных, тут подумать надо будет… Края скошены. Корпуса понтонов между собой соединены жёстко, специальными устройствами многократного использования, никакой вам пошлой сварки. Ух ты, а это что у нас?
— Шахты для прохода свай, Костя. Загоняй на понтон бурстанок, упоры для фиксации тяжёлой техники на палубе есть, и долби дно реки.
— Так это же мосты можно строить!
— А то… Красавец.
Не ходите дети, в Африку гулять. Но если с ДШК, то ходите, многое обрящете.
— Как таскать такую шнягу, удобно?
— Сам ты шняга, мазута! А тут бундесовская вещь… И чего там неудобного будет? Как хочешь цепляй. На две секции — восемь крестовых швартовных кнехтов, четыре битинга. Для крепления техники на палубе даже талрепы со стропами есть. Леерное съёмное. Осадка восемьдесят сантимов.
Хорошо, что сомалийцы понтон в бухту завели, льдом не побило. Тремя лодками волокли, не меньше.
Хотя это не зима была, а недоразумение. И льда мало. Всего два месяца снег лежал, и то неполных, да ещё с перерывами, во многих местах таял при потеплении. Ниже минус десяти температура ни разу не опустилась. Больше готовились к проблемам, чем их получили. Печки дизельные натащили, в избах и помещениях Замка печи понаставили — вся продукция маленького кирпзаводика туда уходила. Одежды зимней набрали каналом. Казаки тулупы шили, аж шесть орлов в таких шастали, портупеями перетянутые. Ну и ладно, на следующий год проще будет. Да и не приходится год на год, вдруг тут климат скачет?
Но зима красивая, надо признать. Чистая, по-открыточному сочная, даже праздничная. Уже понятно, что именно межсезонье в наших краях наиболее противное и вредное для здоровья время года… Я сказал "наших"?
Значит всё, корни пустил. Моя земля.
— Эй, на "Густаве"! Мужики-и-и!! — заорал с буксира Корнеев. — Давайте на "Дункан", обед стынет! А я пойду, Клима сменю, потом Гошу!
Обед это хорошо, это приемлемо.
Ну, Коломийцев…
— "Карл Густав", говоришь? — ехидно усмехнулся Гоблин.
— Так германец жеж. И никакой не "Карл", просто "Густав". Солидно звучит, согласен?
— Согласны, согласны… Пошли, братва, сегодня котлеты на камбузе, сам видел, — поторопил я. — С капустой квашеной. Да с горчичкой.
После обеда опять обследовали находку, выискивая места возможной течи, потом на всякий случай ставили мотопомпу, втащили на понтон обе моторки с подвесниками. И вот "Дункан" запыхтел, завертелся по бухте, начал ворочать понтон, сдёргивать его с глинистого дна. Потом, когда огромная "мыльница" закачалась на воде, Коломийцев принялся тыкать "Густава", как кошка котёнка, носом. Мастерски работал дед, осторожно, выравнивая и ставя понтон так, как удобно капитану.