Или же разумней выдачу новой обуви жесточайшим образом лимитировать, сохраняя спрос, нарекания, оплату и весь комплекс "покупатель-продавец"? Пищевую цепочку убить решением сверху очень легко, что не раз доказывали наши деятели на Земле-1. Вот восстановить, или вообще возродить — очень сложно. "Отбитые руки" обычно просто умываются, и уходят из сферы, как правило, в "бюджет". Надо будет подумать, и не одному, тут могут всплыть самые неожиданные моменты.
Основной же, главный приз, "невыкатимое" Пасхальное Яйцо этого робинзонствующего складишка — техника. Бортовой грузовичок 1937 года выпуска, ещё один "Опель Блитц", но уже не бортовая "трёхтонка", а модель Kfz. 305/109 — пятнисто-коричневого камуфляжного окраса механическая мастерская, причём полностью укомплектованная оборудованием и инструментом; даже ветошь для протирки есть, предусмотрены халаты, вафельные полотенца, жидкое мыло, наушники и прочие сопутствующие мелочи.
Только вот как его вытащить?
Но и это ещё не всё.
Кроме грузовика, скучая напротив высоких двустворчатых ворот, в темноте склада до сих пор страдают без людского общества "чуды-юды": два полугусеничных мотоцикла высокой проходимости, разработанные и массово выпускающиеся в Германии в годы Второй мировой войны. Это "кеттенкрады" — Kettenkrad HK 101. По началу их использовали, как буксировщиков легких артиллерийских орудий, потом с их помощью прокладывали кабеля связи, использовали в виде аэродромной техники — самолёты таскали. Любой посильный этой машинке прицеп цепляй, и таскай, себе на здоровье. После войны "кеттенкрады" со сцены не ушли, остались работать в сельском и лесном хозяйстве, в почтовой службе Германии.
Интересно, а как мини-трактор кеттенкрад потянет?
Надо будет у Дугина спросить…
После всего этого Демченко публично заявил бургомистру, что немецких сталкеров он забирает, и будет обучать их лично, в реальном совместном деле — больше никаких местечковых самостоятельных операций.
Вручив немцам заботы по обработке такого куша, эти паразиты хорошо вмазали местной самогонки типа "шнапс" и, ступая по лепесткам роз, погрузились в свою разлюбезную Шнюшу. После чего помахали дамам ручкой, и, под игривый гудок "туруду-риту", умчались в сторону южных рубежей.
Люблю я этих чертей.
— А ты мой ялик оценил? — голос капитана "Нерпы" вывел меня из задумчивости.
— Что? — я не сразу понял причину ещё одной гордости Корнеева.
— На корме стоит, ну, Главный, ты слепой, что ли? — всерьёз обиделся мужик.
— А… Где взял? — торопливо поинтересовался я, уже полностью вернувшись в реальность. Точно, ялик, органично стоит на корме, как нормальное штатное имущество. Что, разве пароход без него был? Белый, чистый, мелкая чёрная надпись "Нерпа" на скуле. — Опять Эдгар подогнал?
— Да хрен там. Хотя спасжилетов он мне подкинул, и два спасательных круга, у него это добро не переводится… Кстати, на одном круге была надпись "Одиссей" на английском. А это сокровище мне Гриша Гонта добыл, на зачистке в Тортуге нашли. Пробит был. Ну, мы с ребятами заклеили, зашпаклевали, покрасили — как новенький!
Ага… Вот и хорошо, вот и хорошо…
— Извини, Коля, пора мне, — протянул я руку капитану.
— Давай, Александрович, не забывай нас.
— Что ты, как можно.
Спорщики всё не унимались.
Ковтонюк в предках имел немцев, немецкий учил в Белоруссии, и учил хорошо, крепко, как язык вероятного противника. Поэтому говорит на нём бодро, быстро и складно, вставляя в разговор модное "ишь" вместо "ихь". Я почти ничего не понимаю.
— Герман Янович, перескажи-ка ты мне итоги столь бурной дискуссии, — отвлёк я спорщиков.
— Алексей Александрович… Вообще-то мы уже почти обо всём договорились. Сначала спорили о пути эвакуации техники. С острова будем забирать на плоту, это несложно, плот уже изготавливается. А вот дальше…
— Дальнейший гемор понятен. И что решили?
— Я предлагал бить просеку к грунтовке, это всего полкилометра — там грузить на понтон, и тащить "Нерпой" к причалу.
— И что?
— Бургомистр предлагал другой вариант: пробивать просеку к Берлину.
Ульф Курцбах не выдержал и ввязался в разговор:
— Это так, я предлагал рубить аллею к замку.
— Но почему? — удивился я. — Ведь так гораздо длиннее. Сколько там, полтора километра?
— Господин Курцбах привёл весьма серьёзный довод, — пояснил главный инженер, не желая упускать инициативу, не забыв, однако, вежливо кивнуть бургомистру. — При столь малой свободной площади германского поселения любая свободная лесная площадка — огромная ценность сама по себе. Тем более, такое уникальное по своей красоте место. Крепкий большой пятистенок с камином. Впоследствии здание на острове можно использовать подо что угодно: как детский лагерь отдыха, например, как турбазу, в качестве мастерской или цеха различных видов промыслов, хотя это нерационально. Там красивые, тихие места. В самом узком месте поставим пешеходный мостик, метров тридцать. А длинную просеку можно надёжно заглушить завалами.
Представляю, какой начнётся спор между образованием и медициной. Климова тут же зацепится за детский дом отдыха, а, заодно, и базу скаутов, которую несложно поставить рядом — ребята пока вообще без помещения существуют.
Но и Зенгер можно понять. Боевые действия на арабско-африканском фронте стабильно обеспечивают её работой, а в стационаре постоянно находятся не менее трёх бойцов из египетской общины. Добавить сюда наши неизбежные текущие травмы: переломы, вывихи, ушибы, хронические и сезонные заболевания, карантины потеряшек, не говоря уже о родовспоможении, и становится очевидным — свободных мест в медцентре очень мало. И есть устойчивая тенденция к увеличению нагрузки.